СОРОКИНА Екатерина
Екатерина Сорокина (псевдоним Екатерина Сорри). Родилась 18 декабря 19.. года в Москве, потом с родителями переехала в Димитровград, где живет и по сей день. По окончании школы работала звукорежиссером в Димитровградском драматическом театре, на ДААЗе, с 1996 года работает корректором в газете «Димитровград». Екатерина – участник заключительного этапа поэтического марафона «Лопатинские Чтения».
Всегда любила читать и путешествовать. Верит в чудеса, инопланетян и параллельные миры. Поэтому пишет, как правило, фантастические романы, юморески, скетчи. В 90-е годы Екатериной был написан эльфийский цикл стихов, прекрасно ею же и проиллюстрированный. Любимая музыка – авторская песня (Окуджава, Визбор, Долина, Иваси, Шаов, Дольский, Суханов, Никитины, Сергеев), классика, а также западная рок-музыка. В результате дружеского общения с авторами и исполнителями Клуба самодеятельной песни «Диалог» на свет появилось несколько песен на стихи Екатерины. Ежегодно Екатерина собирает друзей для встречи Нового года по восточному календарю. Соблюдая все правила японского чаепития, гости состязаются в написании хокку и танка - традиционных трех и пятистиший. Так же по инициативе Екатерины проводятся шекспировские чтения, гости читают произведения великого драматурга по ролям. Сама Екатерина – участник ролевых игр по произведениям Толкиена.
Детская песенка
Закрой глаза,
ты услышишь
тоненький голосок…
Это лед.
Он поет о весне,
о том, что она не придет.
Но это неправда.
Прислушайся снова.
Это ветер поет
В голых ветвях
Озябших берез.
Он поет о зиме,
о том, что всегда
будет только мороз,
но это неправда!
Послушай еще…
Слышишь?
Топот армейских сапог.
Они поют о войне,
О крови, и о зиме,
О том, как вмерзает
Плоть убитая
в лед,
О том, что мир
Никогда-никогда не придет.
Но это неправда…
Снег сквозь дождь,
Оплеухами ветер
Разгоняет
Случайных прохожих.
Ветер тощ.
В электрическом свете
Грязь сама на себя
Не похожа.
Лужи, словно
Алмазные блюдца,
Снег с листвой
Перемешаны дивно,
Свет неровный,
Как будто смеются
Фонари надо мною!
Противно
Возвращаться в потемках
С работы,
От своей же
Шарахаясь тени,
И терпеть
В пароксизмах зевоты
Горький привкус
Осенней мигрени...
Обдавая
Сверкающей грязью,
Мчат машины,
Как стадо бизонье.
Их ругая,
Я грежу о счастье...
Что ж поделать мой друг -
Межсезонье.
Привычно взглядом мерю расстоянье
От я
До ты.
Нас разделяет океан желанья
Стеной беды.
И, соблюдая правила движенья
Всегда,
Везде,
Я подхожу к самоуничтоженью,
Как ты
К воде.
Абсурдность мысли толковать не смея,
(Зачем же
Так?)
В себе храню, ласкаю и лелею
Любой
Пустяк...
Но если вдруг в твоем воображенье
Погаснет
Свет,
Я стану вечной тенью отражений,
Которых
Нет!..
Хорхе Луису Борхесу
Постой, не торопи!
Хитра твоя игра.
Так посмеяться всласть,
Так обмануть собрата!..
В усмешке, что висит
На кончике пера,
Всего мне не понять,
Я малость простовата.
Как сложен перелив
От света к темноте,
И вечен первый крик,
И сладок миг желанья.
Как краток жизни бег!
Безумствуют лишь те,
кто не боится жить
И не боится знанья.
Твой слог
На первый взгляд
Суров и слишком сух,
Хранитель волшебства
В тиши библиотеки.
Быть может, этот слог
Не услаждает слух,
Но услаждает ум -
Так говорят ацтеки...
День пуст.
Коробка новостей забита
Безрадостно-рутинным барахлом.
Сенсации отравленный напиток
Глотаем жадно,
Грязь смешав с вином.
Как нищие,
Что роются в отбросах,
Чужих судеб перерываем хлам.
И жертве, утопившейся в вопросах,
Уже не всплыть.
Ее не жалко нам.
Она лишь часть
Неведомого плана,
Лишь часть игры веревки с палачом...
Но если корчить из себя баранов
Угодно вам,
То я-то здесь причем?!
А вечер,
Наступающий на пятки,
Бормочет о несбывшейся поре:
О малыше, играющем «в лошадки»,
И кошке,
Позабытой во дворе...
От яркой пустоты
Бежим в смятенье
В домашнее тепло, уют и свет.
Туда, где день покажется
Лишь тенью,
А фальши и игры в помине нет.
Но после
Перемены декораций,
Дневных забот распутывая вязь,
Мы вновь хлебаем пойло
Из сенсаций,
С божественным вином мешая грязь.
Чем дольше жизнь,
Тем ближе небеса,
Понятней хаос
Их предначертаний,
Смысл миражей
Сквозь строй абсурдных
Знаний
Премудрости,
Закованной в леса.
Но осторожности
Глотая пыль,
Я прячу слезы
В теплые ладони.
Сжигают листья,
Осень тихо стонет
под позолотой
сотен тусклых миль.
Мне пепел слов,
Сдуваемый с листа,
Не дарит вдохновенья
И надежды.
Я остаюсь
по-прежнему невеждой,
Наивно веря
В значимость
Креста.
Чем дольше жизнь
Тем яростнее свет.
Глаза прикрыв,
Безмолвием объяты,
Мы все уходим,
Но с креста не сняты
В раскаянье
от будущих побед.
Комочек маленький,
Серый,
ушастый,
хвостатый…
Я согрею тебя дыханьем,
Подожди,
потерпи,
куда ты?
Я налью тебе молока,
А пока
поспи
у меня на руках,
Ах ты, глупенький серый трактор…
Как приятно чесать
твои ушки
и толстый
пушистый животик…
Назову тебя Мурзик,
А может быть, Мурка?..
Да тише,
тише ты, котик,
не пищи…
Ах ты, дрянь!
Ты порвал мне колготки когтями!
Брысь, паршивая кошка,
Ищи себе новых хозяев!
Небо хнычет и куксится. Осень.
Солнце в минусе, в плюсе дожди.
На пропитанном влагой газоне
Собирают бутылки бомжи.
Приуныли бездомные звери.
Стылый воздух прозрачен и чист.
Доводя до головокруженья,
Осень свой исполняет каприс.
Старый маленький трактор…
Старый маленький трактор
Тарахтит по дороге,
Всеми костями
Дребезжа при движенье.
Но тут уж нельзя ничего поделать,
А значит, не имеет никакого значенья.
Старый маленький трактор
Не-то-роп-ли-во
Обфыркивает зевак
Выхлопом газовым,
И в стеклах синей его кабины
Отражается солнце по-осеннему ласково.
Он не задумывается
О смысле жизни.
В движенье его высшее знание.
И пусть за ним тащатся легковушки и фуры,
На них он не обращает внимания.
И радость слышится
В его дребезжанье,
Гордость в его тарахтенье читается.
Ведь важно то, что он – трактор!
Ерунда, что старый,
Наплевать, что маленький.
Апельсиновый гимн
По утрам,
когда солнце,
из туч едва вылезая,
размышляет,
потягиваясь и зевая,
не вздремнуть ли светилу еще часок,
я пью апельсиновый сок.
А где-то там
призывно звенят барабаны,
и, радуясь жизни,
бананы жуют обезьяны,
а шкурки швыряют
на белый-пребелый песок,
пока я пью апельсиновый сок
по утрам...
Наслаждаясь его
оранжевым вкусом и цветом,
наполняюсь, как шарик воздушный,
веселым оранжевым светом
и взмываю легко
прямо
под потолок
по утрам я,
пока пью себе апельсиновый сок.
А тем временем
желто-зеленые монстры -
мои попугаи -
гимны солнцу орут
все грызут,
по квартире кругами летают -
в общем просто
устраивают тарарам
по утрам...
Пока я пью апельсиновый сок.
Но мне все равно,
я ведь тоже летаю кругами,
и ору, и пою,
и машу попугаям руками.
Сон растаял, как дым,
в кисло-сладкий поток
окунувшись разок...
Потому-то и пью я всегда апельсиновый сок!
По утрам...
Я жалуюсь, что все мне надоело,
Что вечер умер, не успев родиться,
И у заката что-то там заело
С восходом в нарушенье всех традиций.
И как назло не отражают лужи
Моих обид, сомнений и метаний.
И, призывая небеса недужить,
Я жажду лужи уличить в обмане...
А небо, от рыданий распухая,
Темнеет, подчинившись настроенью,
И августа симфония лихая
Грозит судьбе осенним обостреньем.
А по небу плывут белоснежные «перья»,
И березы желтеют, дожди предвкушая.
В ожиданье последних печальных мистерий
Сосны, хвоей шурша, журавлей провожают.
Только осень умеет замешивать краски
На медовой основе октябрьского эля,
И, хмелея, настоем горчащим и вязким
Красить липы и клены в цвета карамели.
Только осень, на флейте чуть слышно играя,
Пляску солнечных бликов скрепив паутиной,
С долгим криком гусей улетающих стаи
Яд душевной тоски разбавляет калиной.
А по небу плывут белоснежные «перья»,
Обещая закрытье индейского лета,
И синоптики что-то бубнят о поверьях,
И зима по ночам сочиняет сонеты.
Открестясь от бликов тумана,
Испугавшись собственной тени,
Он бежал в забвенье,
И, ах!
Заблудился в своем невежестве.
Галькой цветной играя,
сочиняю сказку о жизни,
ни о чем не заботясь.
Расплескав заповедную тишь,
Перепачкавшись в предрассудках,
Он ушел от себя,
И, ах!
Перестал совершать нелепости.
Галькой цветной играя,
складываю в слова
мыслей своих обломки.
Романтических бредней глотнув,
Захлебнувшись дымом осенним,
Он вдруг вспомнил детство,
И, ах!
Разрыдался безудержно горько.
Галькой цветной играя,
сочиняю сказку о жизни,
ни о чем не заботясь.
Из крайности в крайность впадая,
Укутавшись смехом и плачем,
Он поверил в сказку,
Но, ах!
Кто-то точку внезапно поставил.
Галькой цветной играя...
Пересыпаю, как песок,
Воспоминанья.
И погружаюсь в них
Под шепот ветра
И радостные вопли попугаев.
Нескромные вопросы задаю
Сама себе,
И их же отвергаю,
Заранее решив не начинать
Мучительный с собою диалог.
Зима рыдает за окном,
Перекликаясь
С весенней слякотью,
А попугаи,
Вопя, воспоминанья отгоняют.
И с шорохом бумажного листа,
Которого
Не слышно в этом гаме,
Мои воспоминанья, повздыхав,
Тихонько исчезают. В никуда.
В не черном, в не белом...
В не черном Она идет сквозь серую пыль.
И сердце Ее бьется слишком спокойно.
И пыль покрывает
носки Ее темно-бордовых туфель,
немодных и очень не новых,
и кажется Ей, что она шагает сквозь время.
В не белом Он садится на свой мотоцикл.
И в реве мотора глохнут все Его мысли.
И ветер, запутавшийся в волосах,
еще не седых, но уже подернутых пеплом,
скулит о потерянном мире.
Но Он слишком занят движеньем.
В не черном Она идет по проспекту,
теряя себя, с каждым шагом
оттачивая
свое мастерство утраты
до совершенной степени совершенства,
опустошая себя в не черном.
В не белом Он мчится навстречу
пьяному горизонту, глотая ветер,
не замечая
мелькания серых домов
и лиц перепуганно-бледных,
роняя незрелые мысли в не белом.
В не черном Она, проклиная себя,
тоскует о том, что...
В не белом Он мучительно ищет,
но не в состоянье понять...
И оба страдают.
И в несовершенстве пространства судьбы,
в невстрече этой необъяснимое непостоянство
невероятности сочетаний мысли и пыли,
рева мотора и биения сердца,
отвлеченных понятий и конкретных недействий
разбивается каплями дождя об асфальт,
разливается лужами оттаивающей надежды.
Вне черных стекол течет бесконечное время
и пылью ложится на темно-бордовые туфли,
соединяя фантазию и реальность.
Вне белых стен отражения отражений
ломают себя на тысячи тысяч осколков.
Так разрушается постоянство творенья
Необъяснимого Несовершенства Невстречи
В не черном, в не белом...
Не жаль
В небрежности осеннего ухода
Намек на сплин
Рыдающих в вуаль.
Не жаль весны -
Пустое время года...
И лета отпылавшего не жаль.
От зряшности и грубости нападок
Глазурь поблекла,
В трещинах эмаль...
Не жаль мне истин,
Выпавших в осадок,
И миражей фантазии не жаль.
В плащах из света скрыв свою усталость,
Льют фонари
На мокрый мир печаль.
Не жаль.
Поэта поджидает старость,
Но молодости ветреной не жаль.
Забыв о сне, застряв меж измерений,
В тоске смотрю
В клубящуюся даль.
Не жаль любви
Учтивых привидений,
И жизни угасающей - не жаль.
Одностороннее движенье...
Шуршанье шин,
глаза в затылок.
Какая «славная» погодка,
вы не находите,
мой милый?
Одностороннее движенье...
Клубами пыль,
дыханье сперто.
Чужого чуда ожиданье
нам не послать ли, милый,
к черту?
Одностороннее движенье...
Как все мы тут
односторонни.
Забавно выглядим, наверно,
для наблюдателей
сторонних.
Одностороннее движенье...
Никто не пробовал,
похоже,
остановиться,
развернуться
и дать погонщикам по роже.
Одностороннее движенье...
Из света в тень –
дурное время.
Зачем же так спешить,
мой милый?
Пойдем не с этими, так с теми...
Одностороннее движенье...
Шуршанье шин,
глаза в затылок,
Как мерзок этот городишко,
вы не находите,
мой милый?
Начало августа. На перекрестке
Машины голосят, как на базаре
Торговки овощами,
Выясняя, кому куда и чей теперь черед.
Все оттого, что сдохли светофоры,
Жара и солнце шпарит, как в июле.
И постовых нигде не видно. «Крыша»
У всех, видать, отправилась в полет.
На солнцепеке милые старушки
На лавочках «торжественно и чинно»
Прожаривают головы седые
И ждут, когда настигнет их инсульт.
Вдыхая крепкий аромат помоек,
Купаясь в сизых выхлопах машинных,
Похоже, что едва старушки живы -
Надеются, что Бог пошлет грозу.
И что-то там действительно грохочет,
И в ожиданье светопреставленья
Темнеет небо, пыль взметает ветер,
И, отложив заботы на потом,
Ломая каблуки на тротуарах
Да проклиная сервис коммунальный,
Спешат с работы грустные мадонны
В свой личный комфортабельный дурдом...